Рассказ. Мистика.

Wyrd
Машина плавно скользила по гладко вымытой первыми весенними дождями трассе. Сквозь полуприоткрытые окна в салон автомобиля врывался теплый весенний ветерок и, нежно вороша волосы, пьянил нас ароматом цветущих деревьев и пробудившейся от зимней спячки земли.
- ...Ну, если для тебя настолько важно...
- Это работа всей моей жизни! Понимаешь?!
- Угу. Понимаю. Булыжники с какими-то древними иероглифами.
- Рунами ! Дикий ты человек! Ру-на-ми!
- Угу. Рунами... – если честно, я ничего не понимал в этих нацарапанных на камнях палочках и крючочках, которыми с азиатским фанатизмом от самого города до разбитой грузовиками проселочной дороги неустанно восхищался Митрофан, но меня это мало волновало.
Видите ли, он ученый лингвист пишет какую-то научную работу «Частотность гласных звукобукв в речи западных славян» или что-то в этом роде. А меня значительно больше волнует сегодняшний курс доллара и прямые поставки товара. Как говориться - каждому свое.
Хотя с другой стороны, почему бы ни устроить себе незапланированный выходной и не сменить душный рабочий кабинет на забытый Богом хуторок? Пообщаться с другом детства, подышать свежим воздухом, погреться на весеннем солнышке.
- Куда поворачивать налево или направо?
- Направо. Там мазанка на пригорке должна быть, видишь? – Митрофан высунулся в окно и, прищурив свои близорукие крохотные глазки, уставился вдаль.
«Джип», не спеша, обогнул несколько добротных кирпичных домов с большими подворьями, и мы оказались на самой окраине хутора. Дальше, упираясь в бесконечно высокое серое небо, расстилались лишь поля жирного чернозема, да меж встревоженных металлом пластов мягкой паркой земли, важно расхаживали вороны. Временами они вытягивали шеи и оглашали, редкие гряди еще не одетых в листву тополиных рощиц, по-весеннему восторженными криками.
- Ну, и где здесь пригорок?
- Не знаю. Давай у кого-нибудь спросим, - мы вышли из машины и постучали в деревянные ворота ближайшего подворья.
Под оглушительный собачий лай их распахнула дородная, розовощекая казачка. Ее голова была покрыта пестрым шерстяным платком, из-под которого выбивались смоляные кудри непослушных волос.
- Что, небось, колдовку нашу ищите? – не дожидаясь вопроса, весело затараторила она. – А вы, что, хворые? - ее крохотные карие глазки, как буравчики, сверлившие нас насквозь, светились неподдельным юношеским задором.
- Да нет, мы к ней по делу... – уклончиво ответил я.
- Ага, гадать значить? – понимающе усмехнулась женщина и, утерев о подол ситцевого передника свои большие темные от загара руки, ткнула пальцем в пустоту. – Да вон жиж ее хата!
Мы тупо уставились на вспаханное черное поле и разгуливающих по нему ворон.
- Что не видите? Значить морочить она вас, силу свою вам каже, - и, перейдя на шепот, казачка продолжила: - Больно странная она, колдовка-то... Пришла не весть откудава, на наших баб не похожа... Но, ежели, дите у кого заболело, или мужик руки шибко распущает, – враз вылечить! Так что не бойтесь, поезжайте! Мимо ее хаты не проедите.
Мы поблагодарили радушную хозяйку и молча уселись в «Джип».
- Мить, а может домой? Ну, ее к лешему эту бабку! – после нашего разговора с хуторянкой какая-то смутная, ничем не объяснимая тревога предательски закралась ко мне в душу и не давала покоя.
- Нет-нет. Мы должны с ней встретиться, непременно должны! – в голосе Митрофана прозвучали нотки ослиного упрямства и скрытой обиды. Поэтому я не стал с ним спорить и безропотно нажал на педаль газа.
- Ладно, поехали.
Не знаю, как долго после этого мы колесили по ухабистой, размытой дождями дороге: может час, а может пять минут. Но в какой-то момент, время разом остановилось для нас обоих, превратившись в бесконечный круговорот и только тревожный крик полуденного петуха смог разорвать его странные липкие путы.
- Да вот же она! – Митя от радости подпрыгивал на сидении автомобиля, тыча пальцем в белую мазанку, как ни в чем не бывало смиренно и убого возвышающуюся на пригорке. На ее подгнившей камышовой крыше вальяжно растянулся огненно рыжий кот, а по маленькому двору, огороженному покосившимся редким плетнем беззаботно расхаживали пеструшки.
- Эй, хозяйка! Есть кто-нибудь дома?! – пока Митрофан пытался отыскать «колдовку», я с интересом изучал следы шин, четким узором, отпечатавшиеся в дорожной грязи. Судя по ним, мы добрый час колесили вокруг злосчастного пригорка и не замечали его. Чертовщина какая-то!
- Идем скорее, она нас ждет! Уговаривать, правда, пришлось... – я прошел вслед за Митрофаном в светлые сени, а затем в горницу, наполненную запахом свежего хлеба и парного молока.
К нам на встречу, мягко ступая босыми ногами по дощатому полу, вышла высокая, стройная женщина.
- Гадать только ему буду. А ты, - глядя на меня в упор раскосыми изумрудными глазами, заявила она, - сиди тихо и ни во что не вмешивайся! Понял?!
- Понял, не дурак, - парировал я и присел на ветхий стул в дальнем углу горницы. Оттуда мне было значительно удобней наблюдать за грациозными движениями гибкого молодого тела «бабки».
Ворожея тем временем неспешно расстелила на пустом обеденном столе кусок белой льняной ткани, и, бормоча что-то мелодичное себе под нос, усадила Митю спиной к входной двери. Затем, встряхнув рыжей копной волос, извлекла (как мне показалось), из неоткуда небольшой мешочек красной ткани, изукрашенный замысловатой вышивкой.
- Ну, что не передумал? - глядя прямо в глаза Митрофану, спросила она.
- Нет.
Женщина, едва заметно усмехнулась, и тщательно перемешав содержимое красного мешочка, вытряхнула его на белое полотно. По столу в беспорядке рассыпались крохотные деревянные плашки.
- Выбирай! Три руны – твои.
Я молча наблюдал за тем, как дрожали руки Митрофана, когда он, одну за другой, извлекал из хаоса древнего ритуала «свои» руны, и как ворожея ритмично раскачиваясь, что-то протяжно пела, переворачивая первую из отобранных Митей плашек.
- Хагала-з-з-з – наконец проговорила она, и я невольно вздрогнул от холода и влаги, разом нахлынувших на меня. Я четко услышал шум дождя, удары градин о лобовое стекло автомобиля, скрип тормозов и отдаленные раскаты грома.
- Тебя ждут большие перемены, - торжественно возвестила гадалка.
Но я то знал, да-да, именно знал, что она врет. «Это град, ливень и опасность, опасность для нас двоих», - пронеслось у меня в голове, но я молчал и с ужасом наблюдал за тем, как ее длинные цепкие пальцы переворачивают следующую руну.
- Лагу-з-з-з, - пропела колдунья.
Всполох молнии на мгновение ослепил меня, а затем сквозь стену проливного дождя я успел разглядеть неотвратимо надвигающееся на меня изуродованное страхом и болью женское лицо.
– Перемены принесет тебе женщина, – продолжая ритмично раскачиваться, напевала ворожея.
У Митрофана от смущения покраснели уши, у меня перехватило дыхание, а длинные цепкие пальцы гадалки коснулись третей руны.
Я знал, что это была за руна! И я знал, что ее нельзя открывать!
- Стой! – я рванулся к столу и накрыл ладонью деревянную плашку. – Не открывай! Не смей!
- Ты не можешь мне приказывать! – тихо прошипела колдунья, не отводя неподвижного взгляда от поверхности стола.
- Могу! Потому что я сильней!
- Что ж, сейчас проверим! – и ворожея подняла на меня глаза, вернее две черные бездонные глазницы, которые как омут стали поглощать мои мысли, и я поплыл по их темному течению, медленно теряя силы и волю...

В высоком и чистом небе, нежно касаясь верхушек сосен багровой пеленой, висит раскаленный диск восходящего солнца. Я едва дотрагиваюсь рукой до туго натянутой кожи барабана, и он вторит мне мелодичным перезвоном бубенцов. Тогда я начинаю петь песню такую же древнюю, как сама вселенная, и великие духи предков вторят мне, подпевая птичьими голосами, шумом воды в реке, и треском поленьев в костре. И я танцую и пою, все ускоряя темп и, все чаще ударяя в барабан.
Она придет! Я знаю, что Она непременно придет. И я готовлю себя к этой встрече.
Наконец, духи предков говорят мне: «Пора!» Я прекращаю свой танец и достаю из кожаного мешка заранее приготовленный знак, я вырезал его на березовой плашке ритуальным ножом. Пора!
Металл легко скользит вдоль моей груди, повторяя рисунок костей, за которыми бьется сердце... Капля жертвенной крови из раны падает на плашку, и нанесенный на ней древний знак начинает светиться голубым мерцающим светом. Пора!

- У-р-р-р-уз! – вырывается у меня из груди, словно вздох или стон название руны, и я вижу, как ворожею отрывает от стола и швыряет в сторону невидимая, могучая и необузданная сила этого знака. Пролетев в воздухе несколько метров, она ударяется головой о стену и как мешок падает на пол.
- Господи! Ты же убил ее! Убил... – я схватил в охапку ошалевшего от всего, только что увиденного Митрофана, и потащил к машине.
- Не волнуйся, ее невозможно убить.
Уже заводя мотор автомобиля, я услышал отдаленные раскаты грома, а когда мы выехали на трассу, ведущую в город по лобовому стеклу «Джипа» настойчиво застучали первые крупные капли дождя.
- Когда ты успел выучить тевтонский язык? – неожиданно, спросил у меня Митя.
- Что? – не понял я.
- Ты разговаривал с ней на тевтонском.
- Не знаю... – я вообще плохо понимал, что со мной происходило с того самого момента, когда ворожея открыла первую руну.
- У тебя вся сорочка в крови.
- Ничего, выживу, – рубаха и в самом деле прилипла к телу и стала колом от запекшейся крови, которая продолжала медленно сочиться из косой раны на моей груди.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем чаще становился дождь, временами, переходивший в мелкий град. Ледяные горошины безжалостно калечили деревья, сбивая с них первый цвет, и рассыпались радужными искрами, отлетая от глянцевой поверхности автомобиля. Но я не собирался пережидать непогоду, потому что знал, что Она все равно придет, и был готов к этой встрече.
Наконец, мы подъехали к мосту, тонкой стрелой повисшему над зыбкой речной гладью. Прямо за ним начиналась городская черта.
- Пристегнись, - попросил я Митрофана и инстинктивно впился руками в руль «Джипа», как будто стараясь стать частью его отлаженного, как часы механизма.
В ту же секунду в середину моста ударила молния, на мгновенье, ослепив меня. Еще не видя дороги, на свой страх и риск, я резко развернул автомобиль вправо, и услышал, как он скрежещет дисками колес, цепляясь о мостовую. Раскатистые переливы грома заглушили звук глухого удара и жалобный свист тормозов у нас за спиной.
Я остановил автомобиль. Рядом со мной сидел бледный, как полотно Митрофан.
- Пойдем, посмотрим... Может, им нужна наша помощь?
На негнущихся ногах, мы вылезли из «Джипа» и подошли, к столпившимся вокруг разбитой машины людям. Кто-то из них уже вызывал по мобильнику «Скорую», другие пытались открыть переднюю дверь автомобиля, которая от удара превратилась в искореженную груду металла.
- Ненормальная, неслась на такой скорости по встречной полосе!
- Счастье, что врезалась в столб, а не в меня!
Я протиснулся сквозь толпу любопытных и разглядел, копну огненно рыжих волос и безжизненно свесившуюся с переднего сидения тонкую бледную руку, по которой, не спеша, одна за другой стекали капли холодного весеннего дождя...
- Поехали домой. Нам здесь делать больше нечего, – решительно тронул меня за плечо промокший насквозь Митрофан.
- Поехали.
Мы забрались в «Джип» и еще какое-то время сидели молча, наблюдая за работой неутомимых дворников.
- Ответь, только честно, – внезапно спросил меня Митя, - третья руна была пустой?
- Нет, она была бесконечной, - почему-то улыбнулся я, и снова услышал шум листвы и пение птиц в вековом лесу, треск костра и странную древнюю песню. Теперь я точно знал, что Она была бесконечной...